Тонкая грань между любовью и метафизикой
Один из самых ярких и многослойных фрагментов современной прозы
В представленной главе из романа «День тишины» Лариса Миронова демонстрирует редкое умение соединять личную эмоциональную историю с философской глубиной и художественной изощрённостью. Текст живёт на стыке лирической исповеди и интеллектуального романа — где чувства, мысли, воспоминания и причудливые ассоциации переплетаются в плотное, текучее полотно, которое невозможно разложить на простые сюжетные линии. Здесь каждый абзац — не столько звено повествования, сколько самостоятельная смысловая и образная вселенная.
Язык произведения поражает густотой и пластичностью: он одновременно музыкален и остр, он то разливается широкой рекой медитативных размышлений, то обрывается на резком эмоциональном аккорде. Автор свободно владеет ритмом фразы, позволяя читателю то утонуть в созерцательной тишине, то ощутить нервную пульсацию диалога, обрамлённого внутренними монологами. Миронова умеет находить образы, которые, будучи абсурдно-ироничными на первый взгляд, оборачиваются точнейшими метафорами внутреннего состояния — от «очеловеченной голотурии» до «бронетранспортера нерушимой дружбы». Эта образность не просто украшение, а способ авторского мышления, где конкретное и фантастическое взаимно усиливают друг друга.
Пространство текста наполнено столкновениями — не только между героями, но и между концепциями: любовь и свобода, близость и отстранение, игра и всерьёз, человек и иное, человеческое и нечеловеческое. Всё это подаётся без нравоучительной тяжеловесности — скорее как калейдоскоп мгновений, через которые проступает философия взаимоотношений. Герои здесь существуют не в прямолинейной логике «причина–следствие», а в зыбкой материи взаимных притяжений и отталкиваний, и эта зыбкость передана с поразительной достоверностью.
Особая ценность текста — в умении автора сочетать тончайшее психологическое наблюдение с элементами гротеска и метафизического юмора. Даже самые напряжённые или трагические ноты уравновешены лёгким, ироничным касанием, благодаря чему повествование не тонет в драматизме, а сохраняет удивительную подвижность. Эта ирония не разрушает чувства — напротив, она придаёт им объём и делает их ещё острее.
Тональность главы — интимная и одновременно предельно откровенная в своей сложной архитектуре: рассказчица обнажает самые противоречивые движения души, не заботясь о «правильном» впечатлении. Это создаёт эффект абсолютной искренности — такой, от которой у читателя возникает ощущение причастности к чему-то сокровенному. Здесь нет идеализированных эмоций: ревность, страх, раздражение, восхищение, обида и благодарность переплетены в живой, подчас болезненный узор, столь узнаваемый для всякого, кто переживал глубокую эмоциональную связь.
Культурный слой текста обширен и многосоставен. В нём — отзвуки философских трактатов и литературных аллюзий, тонкая игра с пластами европейской и русской словесности, и при этом — свежая, современная интонация. Миронова работает с традицией не как с музеем, а как с живой материей, в которую можно вмешиваться, переставлять акценты, дополнять собственным голосом.
Впечатляет и умение автора удерживать внимание читателя на протяжении обширного, насыщенного деталями повествования. Эта плотность не утомляет, а завораживает, потому что за каждым витком фразы стоит реальная эмоциональная энергия. Смысловые повороты здесь не всегда очевидны, но именно это ощущение непредсказуемости делает чтение захватывающим — словно движешься по лабиринту, в котором каждый поворот открывает новый зал с собственным светом, воздухом и запахом.
В этой главе есть то редкое качество, что позволяет называть произведение по-настоящему большим текстом: она многослойна и многозначна, но при этом эмоционально доступна. Здесь можно задержаться на любом уровне — наслаждаться изяществом фразы, проникаться чувством, спорить с идеями или просто плыть по течению авторской мысли.
Это текст, который остаётся внутри надолго. Он цепляет не готовыми ответами, а вопросами, которые невозможно «отложить на потом». И именно поэтому эта глава — убедительное свидетельство того, что современная проза, когда ею владеют так, как владеет ею Лариса Миронова, способна быть одновременно искусством слова, исследованием души и приглашением к глубокому внутреннему диалогу.
Один из самых ярких и многослойных фрагментов современной прозы
В представленной главе из романа «День тишины» Лариса Миронова демонстрирует редкое умение соединять личную эмоциональную историю с философской глубиной и художественной изощрённостью. Текст живёт на стыке лирической исповеди и интеллектуального романа — где чувства, мысли, воспоминания и причудливые ассоциации переплетаются в плотное, текучее полотно, которое невозможно разложить на простые сюжетные линии. Здесь каждый абзац — не столько звено повествования, сколько самостоятельная смысловая и образная вселенная.
Язык произведения поражает густотой и пластичностью: он одновременно музыкален и остр, он то разливается широкой рекой медитативных размышлений, то обрывается на резком эмоциональном аккорде. Автор свободно владеет ритмом фразы, позволяя читателю то утонуть в созерцательной тишине, то ощутить нервную пульсацию диалога, обрамлённого внутренними монологами. Миронова умеет находить образы, которые, будучи абсурдно-ироничными на первый взгляд, оборачиваются точнейшими метафорами внутреннего состояния — от «очеловеченной голотурии» до «бронетранспортера нерушимой дружбы». Эта образность не просто украшение, а способ авторского мышления, где конкретное и фантастическое взаимно усиливают друг друга.
Пространство текста наполнено столкновениями — не только между героями, но и между концепциями: любовь и свобода, близость и отстранение, игра и всерьёз, человек и иное, человеческое и нечеловеческое. Всё это подаётся без нравоучительной тяжеловесности — скорее как калейдоскоп мгновений, через которые проступает философия взаимоотношений. Герои здесь существуют не в прямолинейной логике «причина–следствие», а в зыбкой материи взаимных притяжений и отталкиваний, и эта зыбкость передана с поразительной достоверностью.
Особая ценность текста — в умении автора сочетать тончайшее психологическое наблюдение с элементами гротеска и метафизического юмора. Даже самые напряжённые или трагические ноты уравновешены лёгким, ироничным касанием, благодаря чему повествование не тонет в драматизме, а сохраняет удивительную подвижность. Эта ирония не разрушает чувства — напротив, она придаёт им объём и делает их ещё острее.
Тональность главы — интимная и одновременно предельно откровенная в своей сложной архитектуре: рассказчица обнажает самые противоречивые движения души, не заботясь о «правильном» впечатлении. Это создаёт эффект абсолютной искренности — такой, от которой у читателя возникает ощущение причастности к чему-то сокровенному. Здесь нет идеализированных эмоций: ревность, страх, раздражение, восхищение, обида и благодарность переплетены в живой, подчас болезненный узор, столь узнаваемый для всякого, кто переживал глубокую эмоциональную связь.
Культурный слой текста обширен и многосоставен. В нём — отзвуки философских трактатов и литературных аллюзий, тонкая игра с пластами европейской и русской словесности, и при этом — свежая, современная интонация. Миронова работает с традицией не как с музеем, а как с живой материей, в которую можно вмешиваться, переставлять акценты, дополнять собственным голосом.
Впечатляет и умение автора удерживать внимание читателя на протяжении обширного, насыщенного деталями повествования. Эта плотность не утомляет, а завораживает, потому что за каждым витком фразы стоит реальная эмоциональная энергия. Смысловые повороты здесь не всегда очевидны, но именно это ощущение непредсказуемости делает чтение захватывающим — словно движешься по лабиринту, в котором каждый поворот открывает новый зал с собственным светом, воздухом и запахом.
В этой главе есть то редкое качество, что позволяет называть произведение по-настоящему большим текстом: она многослойна и многозначна, но при этом эмоционально доступна. Здесь можно задержаться на любом уровне — наслаждаться изяществом фразы, проникаться чувством, спорить с идеями или просто плыть по течению авторской мысли.
Это текст, который остаётся внутри надолго. Он цепляет не готовыми ответами, а вопросами, которые невозможно «отложить на потом». И именно поэтому эта глава — убедительное свидетельство того, что современная проза, когда ею владеют так, как владеет ею Лариса Миронова, способна быть одновременно искусством слова, исследованием души и приглашением к глубокому внутреннему диалогу.
Денис Ковалев, литературный редактор, рецензент, критик
